Экологические катастрофы как системная угроза выживанию северных народов

Когда в Кольском заливе летом 2024 года уровень нефтепродуктов в воде оказался в 400 раз выше допустимого, это не стало неожиданностью. Это стало закономерностью. Как и в случае с другими «инцидентами» последнего десятилетия — будь то загрязнение малых рек полуострова тяжёлыми металлами, или накопление радиационно опасных отходов вблизи населённых пунктов — реакция осталась прежней: технические формулировки, размытая ответственность и стремление «не допустить впредь». Всё, кроме признания факта: арктическое загрязнение — это не временное недоразумение, а хроническое системное проявление той модели управления, в которой пространство рассматривалось исключительно как сырьевой источник, а не как живая территория с населением и историей.

Коренные народы Севера, в особенности саамские общины Кольского полуострова, — это не только наследники культур, вписанных в ландшафт, но и современные жители, чья экономика, повседневность и здоровье напрямую зависят от состояния окружающей среды. Загрязнение вод, на которое в Росгидромете указывают с начала 2000-х годов как на хроническое, не просто подрывает устойчивость рыболовства и охоты — оно разрушает базу существования целых посёлков, включая такие как Краснощелье или Чальмны-Варрэ, где традиционные промыслы до сих пор остаются ядром локальной идентичности и занятости.

Нельзя говорить о «поддержке культуры» и одновременно закрывать глаза на утрату среды, в которой эта культура существует. В саамской этике земля, вода и воздух — не просто «ресурсы», а субъекты, соучастники жизни. И когда морская среда оказывается отравленной, а таёжные озёра покрываются химическим налётом, уничтожается не только биосфера — разрушается мир, в котором ещё возможно жить без отчуждения от собственной истории.

Проект «Днепр», о котором мы писали ранее, — пример того, как инженерный энтузиазм времён СССР оставил не только бетонные пробки в горных штольнях, но и глубокую экологическую травму, последствия которой до конца не изучены. Когда сегодня нам говорят, что «радиационный фон в норме», мы вправе задаться вопросом: кто проводил эти замеры, на каких условиях и с какой целью? Особенно на фоне недавнего разлива топлива, произошедшего прямо в акватории Баренцева моря — несмотря на все регламентированные «проверки» и заверения в безопасности.

Неудивительно, что в условиях подобной недоверчивости к институтам контроля всё больше общин начинают ссылаться на международный опыт. В Норвегии и Финляндии, где проживают саамы, механизмов общественного экологического контроля — от участия в экологической экспертизе до права на остановку опасных проектов — куда больше, чем в России. В Канаде индейские народы добились реального представительства в природоохранных комиссиях, имея возможность влиять на оценку последствий каждого нового добычного проекта. Почему на российском Севере коренные народы не имеют даже доступа к актуальной экологической информации, не говоря уже о праве голоса?

Экология Арктики — это вопрос не только о климате, но и о власти. Кто решает, что можно сжечь, слить или взорвать — и кто потом будет с этим жить? Ответ очевиден: живут с этим те, кто ни разу не был приглашён к решению. Мы находимся в точке, где каждый разлив, каждый взрыв, каждый выброс — это не просто событие, а маркер структурной незащищённости народов Севера.

Пока северные территории будут рассматриваться сквозь призму хищнической эксплуатации, а экологическая безопасность — исключительно как вопрос отчётности, а не ответственности, никакие гранты на «поддержку малых народов» не изменят реального положения дел. Выживание саамов и других коренных жителей Арктики напрямую зависит от экосистемы, которую они не просто используют, но защищают. И если сегодня их голос снова остаётся неуслышанным — значит, экологическая катастрофа уже в процессе.