Когда проверяет сам себя: Почему государственные экологические экспертизы не вызывают доверия

На протяжении десятилетий на Кольском полуострове действовала парадоксальная — но совершенно законная — практика, при которой экологическая безопасность крупных промышленных проектов проверялась теми же структурами, что и курировали их реализацию. Экспертизы, проверки, заключения — все они формально существуют. Однако на деле это не механизмы контроля, а механизмы легитимации заранее принятых решений. И в этом — корень глубокого недоверия, с которым коренные жители Севера, в том числе саамские общины, относятся к любым заявлениям о «допустимых уровнях» и «отсутствии угрозы».

Примеров много. Когда в 2024 году произошёл разлив нефти в районе Мурманского транспортного узла, в течение первых суток официальные лица сообщили, что ситуация «под контролем», а уровень загрязнения «не превышает норму». Спустя трое суток в том же месте Росприроднадзор выявил превышение содержания нефтепродуктов в воде в сотни раз. Кто ошибся? Кто соврал? Ответа мы так и не получили. Виновных — тоже.

Такая логика контроля «внутри ведомства» работает на всех уровнях. Орган, отвечающий за промышленное развитие региона, — в лице Минприроды или местных комитетов по экологии — нередко является и заказчиком, и исполнителем, и аудитором. Экологическая экспертиза становится формальной стадией, задачей которой является не проверка на соответствие интересам природы и населения, а оформление очередного разрешения. И когда речь заходит о проектах, угрожающих традиционному укладу жизни, как это было с идеей расширения добычи апатитов вблизи хребта Партомчорр, мнение местных жителей практически не учитывается: их просто не допускают к участию в экспертизе, прикрываясь языком «технической компетентности».

В международной практике ситуация иная. Например, в Финляндии, согласно законодательству об окружающей среде, любая экологическая экспертиза включает обязательное участие населения в форме слушаний, а заключения независимых экспертов, нанятых самими общинами, признаются равноценными государственным. В Канаде, где экологические катастрофы десятилетиями уничтожали среду обитания коренных народов, была создана система так называемой двойной оценки: когда государственная экспертиза не может считаться действительной без параллельного заключения со стороны независимых организаций, представляющих интересы Первых наций.

На российском Севере подобная практика отсутствует даже как гипотеза. Участие населения в экологических процедурах сведено к имитации: либо они узнают о проекте постфактум, либо лишаются доступа к технической документации. Особое внимание заслуживает термин «отсутствие значимого воздействия» — именно он чаще всего встречается в экспертизах по крупным проектам в арктической зоне. Но что считается «значимым»? Разрушение пастбищ? Загрязнение источника питьевой воды? Утрата рыболовного участка? Для чиновников — это «локальные последствия». Для местных жителей — это смерть уклада.

Кольский полуостров — территория, насыщенная не только промышленными интересами, но и экологическими рисками. Здесь не может быть места формальному контролю. Мы имеем дело с экосистемой, настолько хрупкой, что даже незначительное вмешательство может обернуться катастрофой. И тем более опасно, когда именно те, кто ведёт добычу, утверждают, что «всё в порядке».

Пока не будет создана действительно независимая система экологического аудита — с участием представителей общин, экологических НКО и независимых экспертов — любая экспертиза в Арктике останется подозрительной. Потому что государство, проверяющее само себя, — это не контроль. Это узаконенное недоверие. А недоверие — это первая стадия разрушения общественного договора между населением и властью. Особенно в тех регионах, где у населения уже и так почти ничего не осталось, кроме памяти, ландшафта и своего языка.